Напоминание

"В вечности вратах..."Материалы к урокам "Основы православной культуры" по лирике А.С.Пушкина


Автор: Даутова Татьяна Алексеевна
Должность: учитель русского языка и литературы
Учебное заведение: МОУ "СОШ№1 г.Катав-Ивановска"
Населённый пункт: г.Катав-Ивановск Челябинской области
Наименование материала: Статья
Тема: "В вечности вратах..."Материалы к урокам "Основы православной культуры" по лирике А.С.Пушкина
Раздел: полное образование





Назад




Великий поэт благословенной земли русской – Александр Сергеевич

Пушкин. Певец России, где Андрей Первозванный, один из учеников Иисуса

Христа, во время путешествия по славянским землям поставил крест в знак

того, что земля эта будет под покровительством Божьим, будет центром

христианства, его твердыней. Поэтому и рождение гениального поэта в

России – великий Божий промысел. Пушкин пришёл на нашу землю, чтобы

прославить её, чтобы прославить русский народ – богоносец. И предна-

значение это было выполнено. «Хочу умереть христианином», - последние

слова умирающего поэта, итог его жизненного и творческого пути, итог

глубокой внутренней борьбы, которая всё же привела его «в вечности

врата…»

Атеистом Пушкин всё-таки не был никогда. Приходишь к этому

выводу, прочитав около шестисот его стихотворений. Бог был в нём всегда…

В

наше

время,

когда

безбожие

достигает

огромных

пределов,

так

хочется ещё и ещё раз обратиться к Пушкину, «солнцу русской поэзии»,

творчество которого теперь, может быть, как никогда актуально…

Веленью Божию, о Муза,

Будь послушна…

«Памятник», 1836 г.

Одним

из

первых

стихотворений,

раскрывающих

стремление

поэта

обрести веру, стало стихотворение «Безверие», написанное уже в 1817 году.

Стихотворение

звучит

как

плач,

в

котором

исступленно

изливается

жажда веры: «Ум ищет божества, а сердце не находит. » И лирический герой

Пушкина понимает, что душа без веры – «увядшая душа», и что «лишь вера в

тишине отрадою своей

живит унывший дух и сердца ожиданье», и что

несчастен тот, « кто первого лишился утешенья ».

Очевидно, сам Пушкин, страдая «безверия мученьем», завидует тем,

кому суждено «блаженство знать », «с одной лишь верою повергнуться пред

Богом», называет их счастливцами.

Но также звучит мысль поэта о том, что «несчастный» имеет право на

снисхожденье,

на

слёзы

жалости,

ибо

«алчущие

и

жаждущие

правды

насытятся».

И уже в то время Пушкин думает, как православный человек; уныние,

один

из

спутников

безверия,

он

считает

пороком,

который

достоин

сожаления, уже в то время «милость к падшим» глубоко живёт в сердце

поэта.

Стихотворение,

названное

в

честь

картины

Рафаэля

«Мадонна

с

безбородым Иосифом», выставленной в Эрмитаже после её реставрации,

звучит более оптимистично – «Возрождение».

Как обновленная картина «выходит с прежней красотой», так, видимо,

и поэт ощущает в «измученной душе виденья первоначальных чистых дней»,

так как душа человека рождается христианской. Православному человеку

нужна исповедь, понятно состояние исповедовавшегося человека: становится

легче,

радостнее,

укрепляется

надежда.Пушкину

было

знакомо

это

состояние. Поэтому так реальна картина исповеди в стихотворении «Вечерня

отошла давно…» Понятно, что Пушкин знал, что такое вечерня, что игумен

после

вечерни

долго

молится,

знал

и

видел

трепещущий

луч

лампады,

озаряющий «и темну живопись икон, и позлащенные оклады». Наверное, и

Пушкин

перед

исповедью

глубоко

волновался

и

мучился,

поэтому

«и

грешник бледен, как мертвец». И, наверное, поэт испытывал светлую радость

при словах:

Я разрешу тебя. Грехов

Сложи мучительное бремя.

А

вот

известный

отзыв

Пушкина

о

Евангелии:

«Есть

книга,

коей

каждое слово истолковано, объяснено, проповедано во всех концах земли,

применено ко всевозможным обстоятельствам жизни и происшествии мира,

из коей нельзя повторить ни единого выражения, которого не знали бы все

наизусть, которое не было бы уже пословицею народов; она не заключает

уже для нас ничего неизвестного; но книга сия называется Евангелием – и

такова её вечно новая прелесть, что если мы, пресыщенные миром или

удручённые унынием, случайно откроем её, то уже не в силах противиться её

сладостному увлечению и погружаемся духом в её божественное красноречие

Вернувшись с Кавказа в 1829 году, поэт спрашивает: « Что делать с

черкесами? « Есть средство более сильное, более

нравственное, более

сообразное с просвещением нашего века: проповеданием Евангелия. Разве

истина дана нам для того, чтобы скрывать её под спудом? Мы окружены

народами, пресмыкающимися во мраке детских заблуждений, и никто ещё из

нас не думал перепоясаться и идти с миром и крестом к бедным братиям,

лишённым

доныне

света

истинного.

Так

ли

исполняем

мы

долг

христианства?

Кажется, для нашей холодной лености легче, взамен слова живого,

вылизывать мёртвые буквы и посылать немые книги людям, не знающим

грамоты,

чем

подвергаться

трудам

и

опасностям.

Кавказ

ожидает

христианских миссионеров.

»

При виде монастыря на Кавказе благоговейно записывает в дневнике:

Туда в заоблачную келью

В соседство Бога скрыться мне !

Первый биограф Пушкина Анненков говорит, что религиозное чувство

начинает

появляться

у

Пушкина

с

1833

года.

Но

следы

религиозных

интересов, как видим, находятся гораздо раньше. Ещё в Одессе и Кишинёве

Пушкин читал Библию, и это чтение бывало ему по сердцу. Быть может, он

искал в Библии защиты от своего демона. Воспользуемся свидетельством

А.Мицкевича:

«Он

любил

рассуждать

о

высоких

религиозных

и

общественных вопросах, о которых и не снилось его соотечественникам».

В

Михайловском

у

Пушкина

были

Четьи-Минеи,

к

которым

он

возвратился впоследствии. После Михайловского он не написал ни одной

богохульной строчки, которые раньше на потеху минутных друзей, минутной

юности так легко слетали с его пера. Пушкин пристально вглядывается в

святых, старается понять источник их силы. Вот его благоговейный отзыв:

«Воля

создавала,

разрушала,

преобразовывала…

Ничто

не

может

быть

любопытнее истории святых, этих людей с чрезвычайно сильной волею… За

этими людьми шли, их поддерживали, но первое слово всегда было сказано

ими.

Есть

люди,

не

имеющие

никакого

понятия

о

жизни

святого,

имя

которого носят от купели до могилы».

Стихотворение «Пророк» стало определяющим всего дальнейшего пути

поэта. Оно занимает центральное место в пушкинской лирике: десять лет

отделяет

его

от

окончания

раннелицейского

периода,

когда

творчество

Пушкина стало обретать полную самобытность (1816 год), и десять лет – от

последних стихов 1936 года.

Независимо от того, что думал автор «Пророка» осенью 1826 года, это

стихотворение выражает новое понимание поэтического дара. Поэзия – не

только изложение личных страстей, эмоций, интересов или идей. Она – не

самовыражение, а служение, исполнение воли Бога. Произведение пронизано

библейскими образами и выражениями, поэтому звучит очень торжественно.

Такое влияние церковнославянского языка могло быть связано прежде всего

с

тем,

что

в

это

время

в

Михайловском

Пушкин

читает

божественную

литературу на церковнославянском языке. А может быть, такое стихотворение

и должно было звучать так торжественно: оно о главном – о предназначении

жизни поэта.

Пушкин рисует картину мироздания: горнее и дольнее, от небес до

морских глубин, от содрогания тверди до прорастания трав, и центр этого

мироздания – человек, являющийся для Бога предметом главного внимания и

заботы, - иначе не был бы послан Серафим, не свершилось бы преображение,

не прозвучал бы к человеку Бога глас.

Но ведь и человек «духовной жаждою томим», он и сам ищет Бога,

желает

вырваться

из

мрачной

пустыни.

Поэтому

и

происходит

это

мучительное преображение, «восстание». Не случайно, что муки будущего

пророка изображены

по нарастающей. Сначала – «зениц коснулся он»,

««ушей коснулся он», затем – «вырвал грешный мой язык», и, наконец,

«грудь рассек мечом».

Такой путь, полный самопожертвования и смирения, должен пройти

настоящий поэт.

И Пушкин его прошёл, отказавшись от плоти, от грешной « воли », от

власти «я», отказавшись от того, что мешало ему «внять неба содроганье»,

«и горний ангелов полёт», «и гад морских подводный ход», «и дольней розы

прозябанье», ибо услышал голос Бога… Теперь своё предназначение пророк

не мыслит без воли Божией, теперь он обязан «глаголом жечь сердца людей»:

напоминать человеку о его высоком, божественном происхождении, о его

высшем положении в Творении, о его образе и подобии Божием.

Стихотворение «Пророк» стало программным в творчестве поэта.

И ни одно другое стихотворение о назначении поэта и поэзии не звучит с

таким небывалым пафосом, с такой страстью и силой.

Тысяча восемьсот двадцать седьмой год. Расцвет пушкинского гения.

Рождается

стихотворение

«Ангел».

Мучительный

внутренний

диалог,

внутренняя борьба «ангела» и «демона» продолжается. Ещё четыре года

назад в стихотворении «Демон» Пушкин писал:

… Тогда какой-то злобный гений

Стал тайно навещать меня.

Печальны были наши встречи:

Его улыбка, чудный взгляд,

Его язвительные речи

Вливали в душу хладный яд.

И «Ангел» появляется словно в ответ на «Демона», словно во исполнение

просьбы Жуковского в его письме по поводу «Демона»: «Прощай, чёртик,

будь

ангелом».

Ангелом

автор

«Демона»

не

стал,

однако

делает

шаг

в

неожиданном направлении: он пытается исправить Демона, примирить его с

Ангелом и Богом:

Дух отрицанья, дух сомненья

На духа чистого взирал

И жар невольный умиленья

Впервые смутно познавал.

Глубокий гуманизм Пушкина раскрывается в этом произведении, Пушкин

глубоко верит в возрождение души человеческой, так как рядом с чёрным

живёт обязательно белое.

В то же время звучит пушкинская «милость к падшим…» Не случайно

так трогательны последние строки:

Прости, - он рек, - тебя я видел,

И ты недаром мне сиял;

Не всё я в небе ненавидел,

Не всё я в мире презирал.

В эти годы поэт переосмысливает своё прошлое, и образ Книги Жизни,

её «длинный свиток» появляется в его творчестве.

Прошлое

и

«змеи

сердечной

угрызенья»,

«тяжких

дум»

избыток

неразрывны. Поэтому:

И, с отвращением читая жизнь мою,

Я трепещу и проклинаю,

И горько жалуюсь, и горько слёзы лью,

Но строк печальных не смываю.

В то время, когда, с одной стороны, торжественное шествие

совершенного стиха, горделивый взгляд сверху вниз на «суетный свет», не

понимающий сложную душу поэта, с другой

- снова попытка примирить

непримиримое, оправдать сосуществование в поэте начал бесконечно низкого

и бесконечно высокого.

Среди произведений 1830 года особое место занимает стихотворение,

вызванное стихотворным возражением митрополита Филарета на стихи А.С.

Пушкина «Дар напрасный, дар случайный…»

Пушкин общается с митрополитом, ведёт с ним переписку, видит в нём

воплощение

христианских

добродетелей,

которые

так

дороги

поэту:

«чистоты», «высоты духовной», «кротости», «любви», «смиренья»:

В часы забав иль праздной скуки,

Бывало, лире я моей

Вверял изнеженные звуки

Безумства, лени и страстей.

Но и тогда струны лукавой

Невольно звон я прерывал,

Когда твой голос величавый

Меня внезапно поражал.

Я лил потоки слёз нежданных,

И ранам совести моей

Твоих речей благоуханных

Отраден чистый был елей.

И ныне с высоты духовной

Мне руку простираешь ты,

И силой кроткой и любовной

Смиряешь буйные мечты.

Звучит и глубокая благодарность лирического героя Пушкина:

Твоим огнём душа палима

Отвергла мрак земных сует,

И внемлет арфе серафима

В священном ужасе поэт.

В минуты отчаяния и сомнения как важен был этот огонь, пролитый на

жизнь поэта, ибо «Бог есть огонь, согревающий и разжигающий сердца: он

согревает наше сердце совершенной любовью не только к Нему, но и к

ближнему»

(Серафим Саровский)

Стихотворение «Странник» написано уже в 1835 году, но в душе поэта

нет покаяния, нет ощущения истины, не обретён «спасенья верный путь».

«Объят я скорбью великой»,

«душа полна тоской и ужаса»,

«унынием

тесним» - вот, видимо, внутреннее состояние Пушкина. И теперь всё чаще и

чаще поэт задумывается о конце своего земного пребывания, сокрушается о

том, что «к суду я не готов, и смерть меня страшит». Таков и странник

Пушкина, но

«духовный труженик», оставив всё земное, напутствуемый

ангелом, и видя «некий свет», обретает Бога, а значит, и спасение:

Побег мой произвёл в моей семье тревогу,

И дети и жена кричали мне с порогу,

Чтоб воротился я скорее. Крики их

На площадь привлекли приятелей моих;

Один бранил меня, другой моей супруге

Советы подавал, иной жалел о друге,

Кто поносил меня, кто на смех подымал,

Кто силой воротить соседям предлагал;

Иные уж за мной гнались; но я тем боле

Спешил перебежать городовое поле,

Дабы скорей узреть – оставя те места,

Спасенья верный путь и тесные врата.

Как

известно,

каждый

человек

в

этом

мире

странник,

временно

пребывающий на грешной земле, у каждого крещёного есть ангел-хранитель,

ведущий его по земному пути… И у каждого есть возможность сказать:

Я вижу некий свет…

Ибо всегда есть зовущий:

Иди ж… держись сего ты света;

Пусть будет он тебе единственная мета,

Пока ты тесных врат спасенья не достиг,

Ступай!

В своём предсмертном, 1836 году, Пушкину захотелось переложить на

стихи молитву Ефрема Сирина:

Отцы пустынники и жёны непорочны,

Чтоб сердцем возлетать во области заочны,

Чтоб укреплять его средь дольных бурь и битв,

Сложили множество божественных молитв;

Но ни одна из них меня не умиляет,

Как та, которую священник повторяет

Во дни печальные Великого поста;

Всех чаще мне она приходит на уста

И падшего крепит неведомою силой:

Владыко дней моих! дух праздности унылой,

Любоначалия, змеи сокрытой сей,

И празднословия не дай душе моей.

Но дай мне зреть мои, о боже, прегрешенья,

Да брат мой от меня не примет осужденья,

И дух смирения, терпения, любви

И целомудрия мне в сердце оживи.

Последнее укрепление «неведомою силой» пришло к Пушкину перед

его исходом. Ещё 27 января, когда врачи в первый раз осмотрели рану, было

решено позвать священника.

-

За кем прикажете послать? – спросили у Пушкина.

-

Возьмите первого ближайшего священника, -ответил он.

Ближайшим священником оказался протоиерей Пётр Дмитриевич Песоцкий,

настоятель храма во имя Спаса Нерукотворного Образа на Конюшенной

площади…

Как свидетельствуют очевидцы, отец Петр вышел от умирающего поэта

со слезами на глазах.

- Я стар, - сказал он. – Мне уже недолго жить, на что мне обманывать? Вы

мне можете не верить, когда скажу, что я для себя желаю такого конца, какой

он имел (из рассказа княгини Мещерской - Карамзиной).

Видимо, Пушкин исполнил долг христианский с таким благоговением и

с таким глубоким чувством, что даже старый духовник его был тронут.

Пишет архиепископ Никанор в статье «Посылаю тебе прощение»:

«Около

полуночи

врач

царя

Арендт

получает

от

Государя

повеление

немедленно ехать к умирающему прочитать ему письмо, собственноручно

Государем к нему написанное. « Я не лягу, я буду ждать», - приказывал

Государь Арендту. И что же стояло в этом письме! «Если Бог не велит нам

более увидеться, посылаю тебе моё прощение и вместе мой совет: исполнить

долг христианский. О

жене

и детях не беспокойся, я беру их на своё

попечение». Какой трогательный конец земной связи между царём и тем, кого

он когда-то отечески присвоил и кого до последней минуты не покинул! Как

много прекрасного в этой поспешности захватить душу поэта на отлёте,

очистить её для будущей жизни и ободрить последним земным утешением…

«Жену! Позовите жену!» - Этой прощальной минуты описать нельзя.

Потом

потребовал

детей;

они

спали;

их

привели

и

принесли

к

нему

полусонных. Он на каждого оборачивал глаза молча, клал ему на голову руку,

крестил и потом движением руки отсылал прочь. Жуковский подошёл, взял

его

похолодевшую

руку

и

поцеловал…,

но

через

минуту

возвратился

и

спросил: «Может быть, увижу Государя; что мне сказать ему от тебя ?»

«Скажи, - отвечал умирающий, что мне жаль умереть; был бы весь Его.»

Его секундант спросил, «не поручит ли он ему чего-нибудь, в случае

смерти,

касательно

этого

человека

(Дантеса)?»

«

Требую,

-

отвечал

умирающий, - чтобы не мстил за мою смерть; прощаю ему и хочу умереть

христианином»…

Итак, что открылось в очередной раз в творчестве Пушкина? Что

приоткрылось в тайне, которую « без него разгадываем».

Обретение Пушкиным божеского неслучайно, это закономерный путь

развития русского поэта, тем более поэта такого масштаба. Он

не мог не

писать

о

вере

он

был

дворянином

и

не

в

шутку

гордился

своим

шестисотлетним

дворянством.

Он

не

хотел

быть

ничтожным

потомком

славных предков, и дворянство понимал не как право, а как обязанность –

искреннее, преданное, неподкупное служение. И в служении этом сначала по

долгу, а потом по совести пришёл к вере и нашёл приют

в « вечности

вратах…»

И сейчас, когда в школах введены занятия по изучению основ культуры

русского православия, может быть, именно Пушкин поможет нам, не уча и не

проповедуя,

оставляя

за

каждым

свободу

выбора,

понять,

что

Россия

и

православие неразрывны, понять, что Святая Русь – это не просто слова, а

великая история великой страны.

Список использованной литературы:

1.

«Собеседник православных христиан», С.-Петербург, 1999 г.

2.

«Русский дом», журнал, № 1, 2002 год.

3.

«Литература в школе», №3, 1996 г.

4.

«Литература в школе», №3, 1999 г.

5.

«Литература в школе», №5, 1998 г.

6.

«Литература в школе», №6, 1997 г.

7.

«Литература в школе», №4, 1999 г.

8.

А.С.Пушкин, «Сочинение в 3 томах», том 1

9 «Венок Пушкину»,М., «Советская Россия»,1987г.



В раздел образования