Пианистическое мастерство С.В. Рахманинова

Имя С.В. Рахманинова стоит в одном ряду с прославленными именами

пианистов-композиторов

Ф.

Листа

и

Ф.

Шопена.

Многочисленные

звукозаписи сохранили для нас неповторимое звучание рояля под руками

Рахманинова. А что может быть ценнее для любителей музыки, чем

исполнение замечательных музыкальных произведений самим автором!..

Творчество

Сергея

Рахманинова

оказало

огромное

влияние

на

исполнительское искусство двадцатого столетия. Один из величайших

пианистов за всю историю фортепианного искусства, Рахманинов во многом

предопределил эталон современного исполнительского стиля.

Глубоко и

верно характеризовал сущность пианистического искусства Рахманинова его

друг, композитор Н. К. Метнер: «В равной степени огромный мастер как

композитор, пианист и дирижер, он во всех своих проявлениях поражает нас

главным

образом

одухотворением

звуков,

оживлением

музыкальных

элементов…».

Фонографическое наследие Рахманинова довольно велико – девять компакт-

дисков, включающих исполнение как собственных произведений, так и

музыки других авторов. Даже при исполнении чужих произведений

Рахманинов оставался в первую очередь композитором, иногда позволяя себе

существенно переосмыслить авторскую идею.

Актуальность выбранной темы обусловлена практикой изучения и

преподавания фортепианных произведений С.В. Рахманинова в ДМШ и

ДШИ. Подлинное приобщение юных музыкантов-пианистов к миру русской

фортепианной

музыки,

вершиной

которой

является

творчество

С.В.

Рахманинова.

Как и в своем композиторском творчестве, Рахманинов-исполнитель

утверждал

мужественную

силу,

романтический

пафос

вместе

с

проникновенной лиричностью, певучестью исполнения. «Он ни разу, ни в

одном глухом городишке, - вспоминает Мариэтта Шагинян, - не позволил

себе легко отнестись к своему исполнению, и все равно, какая бы публика ни

была перед ним, он ей давал самое свое лучшее, самое первоклассное. Это

всегда был Сергей Рахманинов, тот, кто и перед пустой залой, если он сел за

рояль, должен создать, сотворить вещь, дать ее абсолютно, сгореть в ней…».

Искусство Рахманинова-исполнителя, гениального пианиста и дирижера,

связано

с

высокими

национальными

традициями.

Одним

из

самых

замечательных исполнительских достижений Рахманинова была небольшая

пьеса Чайковского «На тройке». Рахманиновская интерпретация «Тройки» -

замечательный образец фортепианного исполнения, «одна из лучших ролей»

рахманиновского репертуара. В ней с особой яркостью, как в фокусе,

сосредоточились типичные свойства рахманиновского исполнения.

Что же это за свойства?

Первое из них касается соотношения между двумя основными элементами,

на которые обычно - не совсем, быть может, правильно - подразделяют всякое

исполнение,

-

между

так

называемой

техникой

и

так

называемой

интерпретацией или исполнением в узком смысле слова… Стремясь глубоко

проникнуть в авторский замысел, Рахманинов открывал при этом в

известных всем произведениях новые черты, находил новые, не замеченные

другими

музыкантами,

краски.

Он

неизбежно

вносил

нечто

свое,

рахманиновское, в музыку других авторов. Если иногда его интерпретация не

во всем соответствовала установившемуся представлению о стиле того или

иного композитора, она все же всегда была внутренне оправдана.

Его

исполнение не знает жанра «технических» пьес: «Gnomenreigen», финал b-

moll'ной сонаты Шопена, его собственный etude-tableau, ор. 39 № 6 остаются

в памяти слушателя как впечатляющие художественные образы.

Его

интерпретация других авторов дает подчас иллюзию, будто он сам сочинил

исполняемое.

Его

исполнение

всегда

творчественно,

всегда

как

бы

"авторское" и всегда как бы "в первый раз".

Разящая

виртуозность,

непререкаемая

диктатура

во

всех

областях

фортепианной техники -

второе свойство

рахманиновского пианизма:

сонаты, аккордовая чеканная g-moll'ная прелюдия, левая рука в его

e-moll'ном

«музыкальном

моменте»,

октавная

струйка

в

конце

«Gnomenreigen», весь второй и третий (рахманиновские) концерты и т. д.

Специфической особенностью пианистического мастерства Рахманинова

являлась прежде всего его динамика, необычайная, подавляющая, временами

почти неправдоподобная динамическая мощь. Она проявляется то в могучих

аккордах

(прелюдии

cis-moll,

g-moll,

«этюды-картины»

а-moll,

D-dur,

«музыкальное мгновение» C-dur, второй концерт, «Liebesfreude», соната

Грига со скрипкой), обрушивающихся на слушателей как рухнувшая масса

металла, как гудящие в ушах близкие удары огромного колокола, то в

длительных нагнетаниях неимоверной силы (первая часть похоронного

марша Шопена, первая часть второго концерта, каденция в первой части

третьего концерта, средняя часть a-moll'ного «этюда-картины», то, в других

случаях, в совсем коротких, мгновенно свирипеющих crescendo («Прялка»

Мендельсона,

финал

Сонаты

Шопена,

a-moll'ный

«этюд-картина»

Рахманинова)…

Стальной и вместе с тем гибкий ритм, полная живого

дыхания динамика сообщают игре Рахманинова неисчерпаемое богатство

оттенков - от почти оркестровой мощи до нежнейшего, воздушного piano - и

выразительность живой человеческой речи.

Не менее рахманиновской динамики характерна его ритмика, знаменитая

рахманиновская ритмика, в околдовывающей «магии» которой чаще всего

искали

главный

секрет

его

неотразимой

власти

над

аудиторией…

Рахманиновская ритмика - стальная; в то же время она поражает

своеобразием, гибкостью, необычайной свободой. Ритм рахманиновских

интерпретаций - не внешний каркас, в который исполнитель насильственно и,

стало быть, искусственно втискивает свою личность; это - внутренний

стержень, неизъемлемый костяк на котором держится все его естество, это -

жизненный ритм его собственной личности, его мирочувствия, его дыхания в

этой органической ритмичности.

«Как пианист Рахманинов представляет совершенно выдающееся явление, —

пишет А.Б. Хессин, — обладая громадным темпераментом и могучим тоном,

не имеющим по силе звучания себе равного у других современных ему

пианистов, — он способен был увлечь любую аудиторию. Его исполнение,

технически

безупречное,

ясное

и

четкое,

отличалось

простотой

и

искренностью, причем над всем исполнением властвовал стальной ритм.

Сила его содержательного, насыщенного и сочного звука благодаря его

яркому темпераменту производила незабываемое впечатление».

В области интонации, звука и дыхания Рахманинов выступает как яркий

представитель национальной традиции, традиции русского пианистического

искусства.

В

западноевропейском

пианизме

еще

со

времен

Листа

господствовала

тенденция

инструментальной

трактовки

фортепианного

звука… В противовес этому русская пианистическая школа всегда отстаивала

вокальную трактовку фортепиано, всегда стремилась приблизить, насколько

возможно, звучность этого инструмента к теплоте человеческого голоса.

Удивительная «вокальная» красота рахманиновского звука, «затопляющая»

певучесть его кантилены являлась законной наследницей «поющих пальцев»

Антона Рубинштейна, прославленная кантилена которого, по свидетельству

современников, «удивительно приближается человеческому пению».

Рахманинова можно назвать Шаляпиным фортепиано. Весь рояль звучал у

него превосходно, но настоящим его царством, тем, куда он особенно любил

забираться, где не было у него никаких соперников, где «голос» его звучал

ярче, лучше, памятнее всего, был нижний регистр фортепиано…

Мелодичность, мощь и полнота пения - вот первые впечатления от его

пианизма. Надо всем царит мелодия, подчиняя, но, отнюдь не затушевывая

прочие элементы музыкальной ткани.

Правдивость присуща не только

рахманиновским интонациям; правдивость чувствования и правдивость

выражения - важнейшее звено в перечне основных свойств рахманиновского

исполнения. В этом исполнении не было ничего деланного, фальшивого,

«представляемого». Это было переживание, подлинное, неподдельное,

передаваемо искренно и без «прикрас». В нем жили лучшие заветы русского

искусства,

русской

литературы

-

человечности

Гоголя,

сердечности

Некрасова, пушкинской «истины страстей», толстовской силы чувства,

чеховского отвращения к «эффектам», той простоты, которую Белинский

назвал «красотой истины…»

Феноменальный технический аппарат Рахманинова и совершенство его игры

никогда не привлекали внимания сами - по себе. Слушатель от начала до

конца

оставался

захваченным

художественной,

творческой

стороной

исполнения.

Самые

прочувствованные

места

своих

произведений

Рахманинов исполнял с крайней сдержанностью, почти сухо, можно сказать

скрытно. Под пальцами других пианистов рахманиновские мелодии нередко

кажутся болтливыми; у автора они звучали молчаливо - это обдуманное

парадоксальное определение. Он никогда не подталкивал эмоцию; она

заговаривала сама - и как овевалось, как примолкало все при первом же звуке

ее низкого, страстного, единственного голоса!

Ядро музыки Рахманинова - не в действии, а в фоне, в «пейзаже».

Рахманинов - великий «пейзажист» в мире звуков, быть может, величайший в

музыке поэт русской природы… Вот почему в его музыке так часто «ничего

не происходит»; «только» простирается степь, пробегает ветерок, трепещет

рощица, шуршит трава, шелестит листва, тихо ропщут ручьи, дышат цветы…

Это-то благоухание «ничего» и подслушал Рахманинов у русской природы…

и на всю жизнь хватило ему этого Антеева источника. Из него извлек

Рахманинов свои романсы, свои фортепианные прелюдии, «музыкальные

мгновения», «этюды-картины», свою кантату «Весна», в которых все овеяно

унылой прелестью «безмерных родных далей», «говором и тишиной лесов и

полей» (Глебов), «благовонным дыханьем сирени», донесенным до слуха

людей с такой нежностью, какой не припомнит душа у кого-либо еще из

композиторов…

Выразительнее

всего

это

ощущалось

в

авторском

исполнении.

Образ Родины стоит в центре искусства Рахманинова, первенствует в его

исполнительском и композиторском творчестве. Все, что «происходит» в его

музыке, - происходит в России, на фоне русской природы. Все пропитано,

напоено «воспоминаниями детства, проселочными дорогами, русскими

народными песнями» и многим другим из того же «родника чувств»,

образующего подоснову творчества всех великих русских художников.

Русская природа, русская психика, русская жизнь - вот что составляет

основное содержание рахманиновской музыки, вот чему посвящены лучшие

страницы его произведений, вот в чем была главная сила его игры…

Рахманинов был пианистом мирового значения. Его славе гениального

исполнителя сопутствовала широкая известность композитора. В сущности,

он — совершеннейший в слиянии своих выдающихся способностей русский

музыкант. И был период в творческом пути Рахманинова, когда на

концертной эстраде композитор и исполнитель составляли непререкаемое

единство, выявлявшееся в величавом пафосе пианиста-оратора, великолепно

владевшего аудиторией благодаря мастерству распределения эмоциональных

нюансов пленительно напевной музыки.

Как ни великолепна была игра Рахманинова с точки зрения фортепианной

виртуозной культуры, но самое волнующее в его пианизме это что-то, что и

жизненнее и правдивее пианизма и что глубже наслаждения виртуозной

стороной

исполнительства.

Рахманинов

не

пророк,

не

трибун,

не

проповедник: в своем искусстве ораторского пафоса он оставался в пределах

созерцания, но так, что сквозь строгий надзор властителя-художника за

своими выразительными средствами слушатель никогда не переставал

ощущать трепетное, отзывчивое сердце чуткого русского композитора-

лирика.

Рахманинов-пианист стал эталоном для многих поколений пианистов разных

стран и школ, он утвердил мировой приоритет русской фортепианной школы,

отличительными чертами которой являются: глубокая содержательность

исполнения, внимание к интонационному богатству музыки и пению на

фортепиано.