1

Язык Е. И. Замятина в повести «Уездное».

Евгений Иванович Замятин родился в городе Лебедяни Тамбовской губернии, в небогатой дворянской

семье.

Лебедянь замятинского детства - «заштатный угол на берегу Дона, с более чем шестью тысячами

жителей».

Начало всех впечатлений, таких ярких, необычных, - из детства, из семьи, из родного города. И это пронесет

Замятин через всю свою жизнь. Истоки самобытного дарования тоже из детства, из Лебедяни.

Сонное царство, где за заборами дремлет своя неподвижная и причудливая жизнь, отразится, как в

зеркале, в первой замятинской повести с символическим названием «Уездное».

Появление повести «Уездное» в 1913 году было воспринято как литературное событие. Критика

одобрительным, даже восторженным хором встретила восхождение новой звезды… «Грядущая сила», «Новый

талант», - заголовки статей говорили уже сами за себя.

Вот оценка критика В. Полонского:

«Симпатии к человеку грязному, пришибленному, даже одичавшему, сквозит на его страницах.

Добродушная ласковость смягчает острую непривлекательность его персонажей. Материалом он располагает,

достойным сатирической плети, распоряжается им иной раз не хуже сатирика, но из-под кисти его вместо сатиры

получается чуть-чуть не идиллия. И всё-таки любвеобильное сердце не мешает рисовать эту непривлекательность

во всей её ужасающей наготе, безжалостно правдиво, не смягчая ни одного острого угла, не делая даже попыток

хоть сколько-нибудь приукрасить, охорошить созданные им образы уездных дикарей и дикарок».

Лебедянь замятинская... Её силуэты угадываются в «Уездном».

Главная улица города - Дворянская, на ней - лавочки, Тяпкина гора, овеянная легендами, Покровская и

Ильинская церкви с их малиновым колокольным звоном, плывущим по городу; трактир купца Чурилова.

Троицкий монастырь с кладбищем именитых горожан... «Кончается Дворянская, захудалые последние ларьки и

фонари. А дальше - Стрелецкий пруд, старые лозинки засели кругом, обомшелый скользкий плот, стучат,

нагнувшись, бабы вальками, ныряют утята».

Бытовая стихия русской провинции диктовала чуткому к слову и внимательному к проявлениям жизни

писателю всю структуру произведения, образы, язык

Замятинский язык- явление уникальное. Его отличает, по словам Замятина же, «пользование народными

местными говорами», «пользование музыкой слова»; «показывание, а не рассказывание», «сжатость языка».

Всё это мы находим в его «Уездном» с первых строчек.

С самого начала язык прозы Замятина удивляет. Без сомнения, он имеет очевидное своеобразие,

касающееся оригинальной сочетаемости слов, непривычности их семантики, неординарности метафор,

олицетворений, сравнений. Всё это в совокупности создаёт неповторимость художественного слова.

Эта неповторимость во всём, начиная с имени, которое даёт Замятин своему герою. Каждое собственное

имя (так называемый антропоним) несёт на себе особую смысловую нагрузку. Например, Барыба, от русского

диалектного слова « барабать», что означает хватать, разрывать, «барабала» - грабитель, жила, отъёмщик,

присваивающий чужое.

Смысловое содержание собственного имени зеркально отражает литературный образ главного героя. Как

же обрисован этот образ?

При обрисовке образа автор активно использует провинциализмы, диалектизмы.

Первая глава называется «Четырёхугольный». В этом слове - образе весь Барыба. Вот он стоит перед

2

учителем, «потеет, нахлобучивает и без того низкий лоб на самые брови» «и опять ни бельмеса не знает».

«Вечером отец возьмется его бузовать. А он хоть бы что - совсем оголтелый: зубы стиснет, не пикнет. Только ещё

колючей повыступят все углы его чудного лица».

Уж и правда - углы. Не зря прозвали его утюгом ребята-уездники. Тяжкие железные челюсти,

широченный, четырёхугольный рот и узенький лоб: как есть утюг носиком кверху. Да и весь Барыба какой-

то широкий, громоздкий, громыхающий, весь из жёстких углов и прямых. Но так одно к одному пригнано,

что из нескладных кусков как будто и лад какой-то вышел; может, и дикий, может, и страшный, а всё же

лад.

В натуре его есть что-то древнее, звериное, разбойничье. Все его побаивались: «зверюга, под

тяжёлую руку в землю вобьёт». Чем дальше читаешь повесть, тем больше удивляешься жизни этого

страшного человека.

Путь Барыбы - путь бессмысленных жестокостей и преступлений: продался развратной купчихе в

летах Чеботарихе, обидел безответную сиротку Польку, украл деньги у своего дружка, отца Евсея, а другого

приятеля, портного Тимошу, не моргнув глазом, отправил по ложному свидетельству на виселицу. Но есть

ли смысл обвинять в чём-либо самого Барыбу, требовать от него чего-то иного? В жизни его столько

бивали, что, по словам того же Тимоши, у Барыбы души то, совести... ровно у курицы. Это не Барыба, нет, а

его утроба, его разгрызающие железные челюсти, его жадный желудок движут им.

В конце повести Барыба - «господин урядник в новом кителе с серебряными пуговицами, золотыми

жгутами на плечах, глаза у него заплыли, щерился злой четырёхугольный рот», и весь он, огромный,

четырёхугольный, давящий, шёл, «будто и не человек..., а старая воскресшая курганная баба, нелепая

русская каменная баба».

Вот так, несколькими фразами, Замятин убеждает нас в нелепости существования этого человека. И

здесь снова восхищает, поражает своей меткостью, выразительностью язык автора.

Не менее выразительно описаны и другие лебедянцы.

Образ Чеботарихи (снова антропоним) даётся через сравнение с тестом. «Вся расползётся как

тесто», «осядет, притихнет», «затряслась, словно опара, взбухшая до самых краёв дежи». И вот вся она

перед нами, отвратительная и сладострастная.

Деревенский философ Тимоша... «Общипанный, как осенний воробейник, ветром мотает, а

хорохорится, бодрится, туда же...»

Кучер Чеботарихи Урванка (снова имя определяет весь образ героя). Жесток он, человека до

полусмерти избить ему удовольствие. «Закопчённый какой-то, приземистый, весь как узел из хорошей

верёвки».

Вот адвокат Семён Семёнович Моргунов. При создании этого образа чувствуется стихия отборно

русских слов, «чего русее» - как сказал Ремизов.

«Моргунов - это, впрочем, не настоящая его фамилия, а так - прозвище, дразнили его так по-

уличному. Да только на него поглядеть - сразу скажешь: Моргунов и есть.

Глазищи - огромадные, чёрнищие. И не то изумлённые какие-то, не то бессовестные - очень уж

велики. Одни только глаза на лице и есть. И моргал ими постоянно: морг, морг, - будто совестился глаз

своих.

Да это что - глаза. Он и весь как-то подмаргивал, Семён-то Семёныч. Как пойдёт по улице да начнёт

3

на левую ногу припадать - ну, как есть, весь, всем своим существом подмаргивает».

В главе «Монашек старенький» читаем о старом - престаром монашеке. «Выцвела, позеленела у

него ряска, прозеленью пошла борода седая, обомшали руки, лицо. Лежал вот где-то, как клад, под старым

дубом, выкопали его - взяли и посадили его на солнышке греться».

«Убирает любовно монашек старую свою церковь, с угодниками шепчется. Свечку засветит - и

станет, любуется, теплится перед ней. Дунуть, вот - и потухнут и свечка, и монашек».

«Присел на минуточку малую отдохнуть. Присел - и потух ветхий, заснул».

Замечательный образ человека старого, влюблённого в своё дело, преданного ему до конца.

По-русски ёмко описывает Замятин избёнку Апроси - солдатки: «У самого пруда, на стрелецкой слободской

стороне присуседилась Апросина избёнка. Под скобку стриженная соломенная крыша, оконца из

стекольных зацветших верешков».

Поражаемся глубокому знанию автором языка народной глубинки. Запах полыни у Замятина

«уедливый», бурьян во дворе «засел», деревянная башня балкашинного дома «похилилась».

А какие выразительные слова народного происхождения подбирает Замятин для характеристики

своих героев.

Барыба ходит «рындиком этаким», распорядки наводит. «Слышали, бландахрыстом стал», - говорит

о Барыбе его дружок, отец Евсей, имея в виду новое положение героя.

Апрося - солдатка думает о Барыбе: «Не оторвяжник какой - нибудь, жилец солидный».

Среди лебедянцев того времени можно услышать и такую реплику, останавливающую

завравшегося человека: « Ой, Акуля, чтой-то ты шьёшь не оттуля!» Или «Какого рожна им ещё нужно!»

Замятин также признавал право писателя на словотворчество, способное обогатить литературный

язык, записывал слова, созданные в результате языковой игры.

Для языка писателя характерны необычные сложения слов, один из компонентов которых, как

правило, выражает оценку, причём эта оценка может усиливаться и вторым компонентом. Например: о теле

Барыбы - «зверино-крепкое», о Евсее - «стеклянноглазый», о походке главного героя - «шёл тоскливо-

покорно», о доме Балкашиных - «горюет-пустует», Чеботариха говорит - «поёт сладко-жалобно» и другие.

Автор обогащает язык художественной прозы также средствами, находящимися за пределами

литературного языка. Широко понимая народную речь, он открывает в ней новые источники экспрессии.

Характеризуя героев, он использует самые разные пласты лексики. В речи героев много элементов

разговорно-бытовой лексики («завлекательный», «облюбовал дом», «в голову взбредёт», «рыскать»),

просторечных слов («спаньё» в яслях, «садануть», «на карачках», заорал, «мужики» и «бабы»и др.),

просторечных грамматических форм («Трясётся Барыба у щёлки своей заборной и не отлипнет потуда,

покуда обедать там не кончат»), фразеологических оборотов («слов не пускает на ветер», «помирать от

скуки»), просторечно - вульгарных слов («И так, чтобы рожи его о ту пору никто не видал», «Кухарку-

Анисью толстомордую- прогнала Чеботариха», «Обалдел, не шевелясь, стоял на коленях Барыба у

Чеботарихи в спальне»).

В своей замечательной книге «Горький среди нас» К. Федин дал такую характеристику Замятину,

писателю-человеку:

«Очень индивидуально было «должное» Евгения Замятина - писателя изысканного, однако с

сильными корнями в прошлом русской литературы. Он много придавал значения языку, оживляя его

4

провинциализмами и теми придумками, какими так богат Лесков».

Язык автора, бесспорно, - явление столь завораживающее, сколь неизученное.

Понимаешь, это истинно русский язык в руках большого мастера.

Замятин волнует своего читателя, заражает искренностью своих чувств, правдивостью своих

переживаний, увлекает своими образами.

«Уездное» - замечательнейшее произведение современной литературы и по глубине,

значительности и художественным достоинствам немного может найти себе соперников.

Литература:

1.

Замятин Е. И.. Автобиография //Евгений Замятин. Избранные произведения. М.: Сов. писатель, 1989, с.

37-42.

2.

Замятин Е.И. Избранные произведения //МИД «Синергия». -М., 1997.